- Нет, миледи, нет! Погодите еще немного, погодите!
Немилосердный тычок куда-то под ребра, где расцветает не боль даже - воспоминание о ней. Противно-тянущее, жгучее и до слез обидное. Заставляющее вскочить на постели, чуть не ударившись плечом о лоб леди Альвевы.
Тщательно выбеленное лицо леди кажется светящимся в полумраке спальни. Тонкие губы на нем обиженно кривятся и шепчут с ласковой укоризной:
- Вы опять проспали, моя дорогая.
- Миледи! - доносится откуда-то со стороны дверей.
Благородная дама оборачивается и с силой, каким-то чудом обнаружившейся в ее тщедушном теле, рявкает:
- Пойди прочь, дуреха!
«На своих слуг орать будешь, старая гадина», - думает Элис и произносит:
- С добрым утром, миледи.
На самом деле леди Альвева еще не стара. Элис даже подозревает, что они почти ровесницы. Просто у Элис молодость была… Лучше. Здоровее.
Элис родилась шестого сентября тысяча девятьсот семьдесят четвертого года. В омерзительно благополучной семье. Перед единственной дочерью этой семьи были открыты все дороги. К подростковому возрасту эта мысль надоела Элис до чертиков. Она была трудным подростком и лишь чудом избежала серьезных проблем с законом. Потом взялась было за ум, поступила в колледж. Полученные знания не удовлетворили, но лишь усилили ее собственную жажду странствий и битв. Она пошла в армию, моталась по всему миру, дослужилась до капитана. Словила пулю в верхнюю часть живота… Очнулась перемазанная грязью и в лохмотьях, но почему-то не раненная. Зато посреди заваленного трупами поля. Чуть не вырубилась повторно, рассмотрев одежду на ближайшем трупе.
Кираса. Может быть, Элис не была профессиональным историком, но одно понимала точно: такой доспех от пули не защитил бы. Поэтому и вышел из употребления, когда огнестрельное оружие широко распространилось. Или теперь ей правильнее было считать, что оно еще не распространилось? Короче говоря, ее занесло в прошлое. Или какой-то мир, подозрительно похожий на прошлое.
Были, конечно, и отличия. Подобравшие и выходившие ее крестьяне ничуть не удивились тому, что на поле боя оказалась женщина. Как выяснилось, сюда, на границу, в поисках счастья стекался самый разный народ, а некоторым даже удавалось это счастье найти. Вопреки тому, что они родились не в том сословии или не того пола.
Крестьяне умоляли ее защитить их от… Шахрин, так они назывались. Когда Элис узнала, что находится в городке на границе Адалийской империи с Шахерулом, она несколько дней пролежала пластом, отказываясь от пищи и воды. Потом любовь к жизни взяла свое. Элис не могла сказать, как она попала в этот мир и как из него выбраться, но одно знала точно: теперь ей придется искать в нем свое место. И будет лучше, если это место окажется повыше и потеплее.
И она начала карабкаться наверх. Бралась за самую тяжелую и неблагодарную работу, клятвенно пообещала приютившей ее семье защиту, взамен потребовала обеспечить ее одеждой и оружием. В юности она увлекалась фехтованием, но даже подумать не могла, что это однажды сильно облегчит ей жизнь. Когда появились деньги, она нашла себе учителя. Он научил ее весьма прилично владеть шпагой и помог связаться с бандой - другое слово трудно подобрать - наемников. В один прекрасный день она объявила, что лучше всего защитит мирных жителей, сражаясь с шахрин, а не отсиживаясь в тепле и уюте. Крестьянское семейство провожало ее со слезами и проклятиями. Их отец так потрясал кулаками, что Элис на мгновение стало стыдно. Много позже, разбогатев, она даже вернула им те деньги, которые они заплатили за шпагу.
Каким чудом ей удалось попасть на службу к местному лорду и получить от него кусок земли, она до сих пор сама не могла объяснить. Знала одно: если бы его жене, леди Альвеве, не был нужен кто-то, способный выполнять ее деликатные поручения, не видать бы Элис вовек ни приносящего доход поместья, ни дома в городе - каменного, двухэтажного! - ни дворянского звания. Дворянскую грамоту она, разумеется, не получила за заслуги перед государством, а просто купила. Это освобождало ее от телесных наказаний. Смириться с их существованием в этом времени Эллис так и не смогла.
Что не мешало мириться ей со многим другим. Ее городок был далеко от столицы и лорд творил там все, что его душе было угодно. Приближенные радостно следовали его примеру. На большинство из них богатство свалилось неожиданно, и теперь ими владела одна страсть: тратить. Тратить, пока разгулявшаяся от жары и грязи лихорадка не пожрала их тело или кривой шахринский клинок не снес голову.
Тем более, народы по обе стороны границы хоть и недолюбливали друг друга и иногда устраивали мелкие стычки, но обычаи и привычки перенимали друг у друга охотно. Всегда в моде была шахринская пышность и шахринское же пренебрежительное отношение к жизни. Как к своей, так и к чужой.
Иногда на Элис накатывало сентиментальное настроение, и она вспоминала о том, что жизнь мирных граждан должна быть вроде как священна и неприкосновенна. Тогда она совершала глупости.
Особенно ей запомнился тот случай, с девчонкой. Кажется, она была из тех дурочек, которые верят в силу женских чар и надеются с их помощью управлять мужчинами. Лорд Гуго обычно дарил им пару простеньких побрякушек, пользовался и выбрасывал на улицу, оставляя недоумевать, почему же он возвращается к старой, некрасивой и злобной Альвеве. Элис как-то подсчитала: эти связи обходились ему дешевле, чем покупка умелой проститутки.
Но на этот раз ситуация была особенной. Одна из девчонок забеременела. Альвева была в бешенстве. Задача перед Элис стояла простая: сделать так, чтобы и плод незаконной связи, и его несчастная мать больше никогда не появлялись в землях лорда Гуго. Очевидно было, что скрывалось под этим приказом, но Элис позволила себе понять его буквально. Даже денег на дорогу отсыпала из своего кармана.
Она чувствовала к этим девочкам что-то вроде цеховой солидарности. В конце концов, Альвева использовала ее похлеще, чем их - Гуго. Только ее услуги стоили дороже. Впрочем, и ей благородное семейство ухитрялось недоплачивать.
Вот как сейчас: Альвева собиралась посетить базар, огромный, многолюдный, а потому опасный даже для жены лорда. И, вместо того, чтобы честно нанять телохранителя, она осторожно обняла Элис за талию и сладким голосом пригласила составить ей компанию. Что может быть естественнее, чем две подруги-леди, совершавшие вместе приятную прогулку? О том, что в столице Альвева бы в сторону Элис и не посмотрела, обе предпочитали молчать.
Сейчас Альвева величаво, будто на трон, опустилась на единственный в спальне жесткий стул и щебетала, не замолкая:
- Ах, милая Алисия! Ваша забывчивость разбивает мне сердце! Неужели я чем-то вас обидела? Неужели пренебрегла вашей просьбой?
Элис мужественно боролась с искушением напомнить леди, что это она выгнала горничную, помощь которой сейчас была бы очень полезна, и скрепя сердце извинялась. Носить платья, особенно такие: пышные, обшитые со всех сторон оборками, с множеством шнуровок и золоченых пряжек, - она не любила и не умела, но спутница леди Альвевы должна была выглядеть соответствующе. Сражаться, возникни необходимость, она тоже была должна, что еще сильнее сужало выбор.
Наконец, она худо-бедно оделась, приколола к волосам шляпку с длинной вуалью - на этом настояла Альвева, - и, обреченно вздохнув, повернулась к своей покровительнице. Альвева, встав на цыпочки, подцепила Элис за локоть и, несмотря на разницу в росте и весе, легко потащила к выходу.

* * *

Базар кружил голову выкриками на нескольких языках, пестротой мелькающих красок и потоками запахов - приятных и не очень. Большинство торговцев были смуглыми, нищими и очень наглыми. Элис постоянно держала руку то на эфесе шпаги, то на рукояти дополняющего ее кинжала, и только благодаря этому никто не пытался или затащить их в свою лавку, или просто затоптать. За сохранность денег Элис не беспокоилась: леди Альвева следила за кошельками с зоркостью хищной птицы.
Одновременно с этим леди ухитрялась придирчиво осматривать товары и, опустив вуаль, торговаться неподобающим для благородной дамы образом. Пару раз, прицениваясь к редким и явно контрабандным товарам, она не просто угрожала сообщить куда надо об их происхождении, но и употребляла такие выражения, что даже Элис краснела.
Они бродили по этому одуряющему многоцветью полдня, не раз подвергались различным опасностям, но настоящее беспокойство охватило Элис только тогда, когда леди Альвева решительно повернула в ту часть базара, из которой доносились самые громкие крики и сильнее всего пахло немытым телом. Невольничий рынок. Верная примета крупного шахринского города. Здесь ему быть не полагалось, Церковь, во всяком случае, была против, но это, кажется, никого не волновало.
Элис долго упиралась и пыталась воззвать к разуму Альвевы, но безуспешно. Наконец, махнув на все рукой, она помогла леди протолкнуться к самому помосту.
Рабы сбились в дальнем его углу, беспокойно себя оглядывая. Понимали, что если на них не найдется покупателя, владельцы будут срывать свою досаду на них же. Некоторые быстро вскидывали глаза и украдкой рассматривали толпу. Кто-то надеялся, что новые хозяева окажутся добрыми: не будут нагружать невыполнимой работой, морить голодом и бить не за дело. Кто-то уже потерял всякую надежду. Элис переводила взгляд с одного на другого, испытывая странную смесь жалости и презрения. Презрение удивило ее особенно: уж она-то, цивилизованный человек, должна понимать, что этим людям просто повезло меньше чем ей. Не только людям…
Заметив недоумение на лице Элис, Альвева милостиво кивнула: говори.
- А это что за… эльф?
- Простите, душенька… Кто? Ах, этот… Из малого народца. Рунки, кажется, или как их там? Шахрин ловят их далеко на юге, в волшебных лесах, где дождь льет по полгода.
Элис вдруг подумала, что раньше не представляла, как велик Шахерул. Оказывается, он простирался до джунглей - где бы они ни были. А в джунглях жил малый народец… Не такой уж он и малый на самом деле. Пленник был ниже нее, но некоторым человеческим женщинам в росте не уступал. Элис поймала себя на том, что не может глаз отвести от чудесного создания. Словно почувствовав это, он повернулся в ее сторону, и Элис опалил взгляд чуть раскосых глаз янтарного цвета. Где-то рядом хихикнула Альвева.
- Хорош, правда? Их часто покупают себе одинокие дамы. Созерцание красоты способно исцелить многие душевные раны.
Элис кивнула, показывая, что понимает намек, а Альвева продолжила:
- Самое удобное, что от их союзов с людьми не бывает детей. Эти развратные горничные так и норовят поставить хозяйку в неловкое положение, обзаведясь ребенком.
И что на такое следовало отвечать? «Это слишком хорошо, чтобы быть правдой?»
А торги все шли и шли. Несчастных людей выталкивали к краю помоста, распорядитель расхваливал их достоинства, покупатели подходили, осматривали, ощупывали и предлагали цену. Элис начинало мутить от этого зрелища.
Наконец, наступил черед того самого раба. Ему достался сильный тычок в спину - такой, от которого человек позорно растянулся бы прямо на месте. Но пленник не был человеком. Балансируя на самом краю помоста, он встал на носки, медленно, будто в танце, взмахнул руками и осторожно выпрямился. Толпа восторженно ахнула.
Элис почувствовала, как в ней просыпается другая Элис - та, которой она была лет в десять. Избалованная девчонка из обеспеченной семьи. Сейчас она капризно надула губы и топала ногами, повторяя: «Хочу, хочу, хочу!»
Вот только на этот раз речь шла не об игрушке. Речь шла о живом и, кажется, вполне разумном существе.
Словно подслушав эти мысли, Альвева мягко шепнула:
- Будет обидно, если такая красота достанется кому-то из этих, - и брезгливо дернула плечом, имея в виду всех окружавших их людей.
Справедливо. Вряд ли кто-то из них, невежественных, грубых и жадных мог бы оценить полученное сокровище и правильно распорядиться им.
- Хотя… Говорят, малый народец стойко переносит невзгоды. И раны на них быстро заживают.
- Что-то не похоже на то, - обиженно буркнула Элис.
Смуглая кожа раба была обезображена рубцами от ожогов, охватывающими все левое плечо и спускавшимися на бок.
- И правда, - спокойно согласилась Альвева. И помахала торговцу. - Эй, уважаемый! А товар-то ваш подпорчен!
Элис затрясло. Она понятия не имела, сколько стоит раб, и не была уверена, что может позволить себе такую трату, но это… Это даже слышать было невыносимо. Все время, пока Альвева торговалась, Элис пыталась отодвинуться подальше и не смотреть, не слушать, не думать. Какой-то здоровенный горожанин, который, судя по его виду, в месяц зарабатывал меньше, чем благородная леди была готова потратить на сиюминутную прихоть, втиснулся между ними. Наконец, Альвева проскользнула мимо него, с легкостью избежав столкновения. За ней следовало новое приобретение.
Когда они выбрались из толпы, Альвева ласково обняла Элис за плечи. Та брела, опустив голову, и старалась даже не смотреть в сторону раба.
- Знаете, милая Алисия… Я подумала: мы с вами такие замечательные подруги; вы всегда готовы прийти ко мне на помощь, а я так редко радую вас подарками. Говорят, малый народец так искусен в обращении с… Растениями. А у меня просто сердце кровью обливается, когда я вижу ваш сад. Может быть, вы примете от меня это прелестное создание в качестве… Садовника?
Элис замерла. Она долго пыталась угадать, зачем Альвеве понадобился раб… Раб-садовник. Но все оказалось куда проще: леди покупала не невольника. Леди покупала ее. Она представить боялась, что замыслила Альвева на этот раз, но отказаться не имела сил.
- Вы слишком добры, миледи. Скромность не позволяет мне принять столь ценный подарок, - лицо старой змеи на мгновение вытянулось. - Но ради нашей дружбы я заглушу ее голос. Эй, ты!
Элис неловко ткнула пальцем в сторону раба. На его лице промелькнул испуг.
- Ты когда-нибудь меня погубишь!
На лице леди Альвевы застыла улыбка сытого крокодила.

Опубликовано: 15.04.2015 / просмотров: 2702